Сочинение на тему Григорий Мелехов — искатель правды (роман М.А. Шолохова "Тихий Дон"). Григорий Мелехов – искатель правды – Шолохов Григорий мелехов искатель правды

Герой романа Михаила Шолохова “Тихий Дон” – Григорий Мелихов – простой казак из середняков, попавший в водоворот первой мировой войны, революции и гражданской войны. В это лихое время, он, искусный воин, оказывается нужен всем – и белым, и красным. В круговерти войны Мелехов оказывается во всех противоборствующих армиях гражданской войны и пытается понять, на чьей стороне правда.

Сначала он с красными, возглавляемыми Подтелковым и Кривошлыковым. Тут сказывается присущая Мелехову нелюбовь к офицерам-дворянам, которым чужды интересы народа, в том числе и казачества. Однако именно дикая расправа Подтелкова над пленными офицерами-белогвардейцами отвращает Григория от красных. Он зло бросает вожаку красных казаков, которого самого собираются казнить мучительной смертью:

“Под Глубокой бой помнишь? Помнишь, как офицеров стреляли… По твоему приказу стреляли! А? Теперича тебе отрыгивается! Ну, не тужи! Не одному тебе чужие шкуры дубить! Отходился ты, председатель московского совнаркома! Ты, поганка, казаков жидам продал!” Но гнев Григория Мелехова остужает его товарищ Христоня: “Пойдем, сталбыть, к коням. Ходу! Нам с тобой тут делать нечего. Господи Божа, что делается с людьми!..” Предстоящая казнь Подтелкова, Кривошлыкова и их товарищей тоже потрясает Григория. Не дожидаясь ее начала, он покидает Понамарев хутор, где вершится расправа над пленными.

Сам Григорий тоже после расстрела красными брата Петра способен отдать приказ истребить пленных красноармейцев. Способен изрубить в открытом бою бессчетно красных матросов. Но такие действия он предпринимает лишь в минуты крайнего гнева или вызванного боем возбуждения. В спокойные минуты он отпускает с миром пленного врага, а про тех же порубленных матросов, остыв, с тоской говорит “в какую-то минуту чудовищного просветления”:

“Кого же рубил!..” И впервые в жизни забился в тягчайшем припадке, выкрикивая, выплевывая вместе с пеной, заклубившейся даже, на губах: - “Братцы, нет мне прощения!.. Зарубите, ради Бога… в Бога мать… Смерти… предайте!..” Говорит он почти теми же словами, что и казак Егор Жарков, получивший смертельную рану в первую мировую войну и умоляющий товарищей прекратить его мучения: “Братцы, предайте смерти! Братцы!.. Братцы… Что ж вы глядитее-е?.. Ахахаа-а-а-а!.. Братцы, предайте смерти!..” Мелехов, в отличие от Жаркова, у которого из разорванного живота вываливаются кишки, не ранен, но испытывает почти такие же мучения, что приходится убивать соотечественников, русских людей, казаков, мужиков, матросов… Даже убивая противника в честном бою, он испытывает порой нравственные муки. Что уж говорить об убийстве безоружных. Правда, мстя за Петра, Григорий и такое черное дело делает. Но чувство мести быстро проходит. И узнав, что в руки казаков попали убийцы Петра, Григорий спешит в родной хутор не затем, чтобы ускорить их гибель, а наоборот, чтобы спасти от смерти. Но он опоздал: в ходе самосуда Ивана Алексеевича убивает вдова Петра Дарья. Поистине, “что делается с людьми”! Озверения, вызванного гражданской войной, Григорий не приемлет. И в конечном счете оказывается чужим во всех враждующих станах. Он начинает сомневаться, ту ли правду ищет. Мелехов думает о красных: “Они воюют, чтобы им лучше жить, а мы за свою хорошую жизнь воевали… Одной правды нету в жизни. Видно, кто кого одолеет, тот того и сожрет… А я дурную правду искал. Душой болел, туда-сюда качался… В старину, слышно, Дон татары обижали, шли отнимать землю, неволить. Теперь - Русь. Нет! Не помирюсь я! Чужие они мне и всем-то казакам”. Чувство общности испытывает он только с земляками казаками, особенно в пору Вёшенского восстания. Мечтает о том, чтобы казаки были независимы и от большевиков, и от “кадетов”, но быстро понимает, что никакой “третьей силе” в борьбе красных и белых не остается места. В белоказачьей армии атамана Краснова Григорий Мелехов служит без воодушевления. Здесь он видит и грабеж, и насилие над пленными, и нежелание казаков воевать за пределами области Войска Донского, и сам разделяет их настроения. И так же без энтузиазма воюет Григорий с красными после соединения вёшенских повстанцев с войсками генерала Деникина. Офицеры, задающие тон в Добровольческой армии, для него люди не просто чужие, но и враждебные. Недаром врагом становится и есаул Евгений Листницкий, которого Григорий за связь с Аксиньей избивает до полусмерти. Мелехов предчувствует поражение белых и не слишком печалится по этому поводу. По большому счету война ему уже надоела, а исход едва ли не безразличен. Хотя в дни отступления “временами у него рождалась смутная надежда на то, что опасность заставит распыленные, деморализованные и враждующие между собою силы белых объединиться, дать отпор и опрокинуть победоносно наступающие красные части”.

Григорий, “угнетаемый бездельем”, хотел “влиться в какую-либо воинскую часть”, но друг и ординарец Прохор Зыков решительно отсоветовал это делать: “Ты, Григорий Пантелеевич, видать, окончательно спятил с ума! - возмущенно заявил он. - За каким мы чертом полезем туда, в это пекло? Дело конченое, сам видишь, чего же мы будем себя в трату давать зазря? Аль ты думаешь, что мы двое им пособим! Пока нас не трогают и силком не берут в часть, надо, как ни мога скорее, уезжать от греха подальше, а ты вон какую чертовщину порешь! Нет, уж давай, пожалуйста, мирно, по-стариковски отступать. Мы с тобой и так предостаточно навоевались за пять лет, зараз нехай другие пробуются!”

И Григорий соглашается с его доводами. Ведь Мелехов тоже устал от войны, хотя есть у него военная жилка, удаль, даже какая-то тяга к сражению-то. Оттого-то и скучно Григорию в отступлении без настоящего дела. Однако ни одну из сторон в гражданской войне он не считает правой, и по этой причине быстро остывает к борьбе за дело, которое не считает справедливым. К красным Мелехов потом поступает служить, чтобы искупить прежние грехи, а против поляков сражается даже с энтузиазмом, почти как против немцев и австрийцев в первую мировую.

Вернувшийся в хутор Татарский потерявший руку Прохор Зыков рассказывает Аксинье о Григории: “Вместе с ним в Новороссийском поступили в конную армию товарища Буденного… Принял наш Григорий Пантелевич сотню, то бишь эскадрон, я, конечно, при нем состою, и пошли походным порядком под Киев. Ну, девка, и дали мы чертей этим полякам! Шли туда, Григорий Пантелевич и говорит: “Немцев рубили, на всяких там австрияках палаш пробовали, неужели у поляков черепки крепше? Сдается мне, их легше будет рубить, чем своих - русских, как ты думаешь?” - и подмигивает мне, оскаляется. Переменился он, как в Красную Армию заступил, веселый из себя стал, гладкий как мерин… Говорит, буду служить до тех пор, пока прошлые грехи замолю. Это он проделает - дурачье дело нехитрое… Возле одного местечка повел он нас в атаку. На моих глазах четырех ихних уланов срубил. Он же, проклятый, левша сызмальства, вот он и доставал их с обоих сторон… После боя сам Буденный перед строем с ним ручкался, и благодарность эскадрону и ему была”. Тем не менее благодарность легендарного командарма Первой конной не спасла Мелехова от подозрений. А когда буденновцев перебросили в Крым против Врангеля, Григорию пришлось рубить уже не поляков, а своих, русских людей. После ранения на врангелевском фронте Мелехова из Красной Армии демобилизовали, не слишком полагаясь на его благонадежность.

Слова Григория о том, что у поляков “черепки” не крепче, чем у немцев, нельзя понимать как радостную готовность убивать людей. Радуется, если можно так сказать, Мелехов лишь тому, что приходится убивать чужеземцев, а не соотечественников. Однако, как видим, пришлось ему позднее убивать и русских, возможно, тех же братьев казаков, сражавшихся под знаменами Врангеля.

Григорий, возвращаясь на хутор, рассчитывает, что его оставят в покое: “Он кончил воевать. Хватит с него. Он ехал домой, чтобы, в конце концов, взяться за работу, пожить с детьми, с Аксиньей…” Григорий, кажется, нашел свою правду: тихая семейная жизнь, с детишками, с женой. Бывшему другу и нынешнему зятю он признается: “Никому больше не хочу служить. Навоевался за свой век предостаточно и уморился душой страшно. Все мне надоело – и революция, и контрреволюция. Нехай бы вся эта… нехай оно все идет пропадом! Хочу пожить возле своих детишек, заняться хозяйством, вот и все. Ты поверь, Михаил, говорю это от чистого сердца”. Однако Кошевой не верит, и мечтам Григория о спокойной мирной жизни не суждено сбыться.

Угроза ареста вынудила Григория бежать с родного хутора, а случай привёл его в банду Фомина, где он уже не правду искал, а просто скрывался от преследования. Он решил уехать с Аксиньей на Кубань и там начать новую жизнь, но его возлюбленная погибла от шальной пули.

После этого Мелехов “еще судорожно цеплялся за землю, как будто и на самом деле изломанная жизнь его представляла какую-то ценность и для него, и для других”. В конце концов Григорий, не дожидаясь амнистии, возвратился домой.

В финале “сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына… Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром”.

Шолохов провёл своего любимого героя по всем кругам ада гражданской войны, наконец, подвёл к мирному берегу и здесь оставил его. И хотя сам прекрасно понимал, что ожидало Григория Мелехова впереди, не мог и не хотел этого говорить, а потому оставил видимость счастливого конца. В эпоху революционных катаклизмов честным людям счастья не бывает.

Герой романа Михаила Шолохова “Тихий Дон” – Григорий Мелихов – простой казак из середняков, попавший в водоворот первой мировой войны, революции и гражданской войны. В это лихое время, он, искусный воин, оказывается нужен всем – и белым, и красным. В круговерти войны Мелехов оказывается во всех противоборствующих армиях гражданской войны и пытается понять, на чьей стороне правда.

Сначала он с красными, возглавляемыми Подтелковым и Кривошлыковым. Тут сказывается присущая Мелехову нелюбовь к офицерам-дворянам, которым

Чужды интересы народа, в том числе и казачества. Однако именно дикая расправа Подтелкова над пленными офицерами-белогвардейцами отвращает Григория от красных. Он зло бросает вожаку красных казаков, которого самого собираются казнить мучительной смертью:

“Под Глубокой бой помнишь? Помнишь, как офицеров стреляли… По твоему приказу стреляли! А? Теперича тебе отрыгивается! Ну, не тужи! Не одному тебе чужие шкуры дубить! Отходился ты, председатель московского совнаркома! Ты, поганка, казаков жидам продал!” Но гнев Григория Мелехова остужает его товарищ Христоня: “Пойдем, сталбыть, к коням. Ходу! Нам

С тобой тут делать нечего. Господи Божа, что делается с людьми!..” Предстоящая казнь Подтелкова, Кривошлыкова и их товарищей тоже потрясает Григория. Не дожидаясь ее начала, он покидает Понамарев хутор, где вершится расправа над пленными.

Сам Григорий тоже после расстрела красными брата Петра способен отдать приказ истребить пленных красноармейцев. Способен изрубить в открытом бою бессчетно красных матросов. Но такие действия он предпринимает лишь в минуты крайнего гнева или вызванного боем возбуждения. В спокойные минуты он отпускает с миром пленного врага, а про тех же порубленных матросов, остыв, с тоской говорит “в какую-то минуту чудовищного просветления”:

“Кого же рубил!..” И впервые в жизни забился в тягчайшем припадке, выкрикивая, выплевывая вместе с пеной, заклубившейся даже, на губах: - “Братцы, нет мне прощения!.. Зарубите, ради Бога… в Бога мать… Смерти… предайте!..” Говорит он почти теми же словами, что и казак Егор Жарков, получивший смертельную рану в первую мировую войну и умоляющий товарищей прекратить его мучения: “Братцы, предайте смерти! Братцы!.. Братцы… Что ж вы глядитее-е?.. Ахахаа-а-а-а!.. Братцы, предайте смерти!..” Мелехов, в отличие от Жаркова, у которого из разорванного живота вываливаются кишки, не ранен, но испытывает почти такие же мучения, что приходится убивать соотечественников, русских людей, казаков, мужиков, матросов… Даже убивая противника в честном бою, он испытывает порой нравственные муки. Что уж говорить об убийстве безоружных. Правда, мстя за Петра, Григорий и такое черное дело делает. Но чувство мести быстро проходит. И узнав, что в руки казаков попали убийцы Петра, Григорий спешит в родной хутор не затем, чтобы ускорить их гибель, а наоборот, чтобы спасти от смерти. Но он опоздал: в ходе самосуда Ивана Алексеевича убивает вдова Петра Дарья. Поистине, “что делается с людьми”! Озверения, вызванного гражданской войной, Григорий не приемлет. И в конечном счете оказывается чужим во всех враждующих станах. Он начинает сомневаться, ту ли правду ищет. Мелехов думает о красных: “Они воюют, чтобы им лучше жить, а мы за свою хорошую жизнь воевали… Одной правды нету в жизни. Видно, кто кого одолеет, тот того и сожрет… А я дурную правду искал. Душой болел, туда-сюда качался… В старину, слышно, Дон татары обижали, шли отнимать землю, неволить. Теперь - Русь. Нет! Не помирюсь я! Чужие они мне и всем-то казакам”. Чувство общности испытывает он только с земляками казаками, особенно в пору Вёшенского восстания. Мечтает о том, чтобы казаки были независимы и от большевиков, и от “кадетов”, но быстро понимает, что никакой “третьей силе” в борьбе красных и белых не остается места. В белоказачьей армии атамана Краснова Григорий Мелехов служит без воодушевления. Здесь он видит и грабеж, и насилие над пленными, и нежелание казаков воевать за пределами области Войска Донского, и сам разделяет их настроения. И так же без энтузиазма воюет Григорий с красными после соединения вёшенских повстанцев с войсками генерала Деникина. Офицеры, задающие тон в Добровольческой армии, для него люди не просто чужие, но и враждебные. Недаром врагом становится и есаул Евгений Листницкий, которого Григорий за связь с Аксиньей избивает до полусмерти. Мелехов предчувствует поражение белых и не слишком печалится по этому поводу. По большому счету война ему уже надоела, а исход едва ли не безразличен. Хотя в дни отступления “временами у него рождалась смутная надежда на то, что опасность заставит распыленные, деморализованные и враждующие между собою силы белых объединиться, дать отпор и опрокинуть победоносно наступающие красные части”.

Григорий, “угнетаемый бездельем”, хотел “влиться в какую-либо воинскую часть”, но друг и ординарец Прохор Зыков решительно отсоветовал это делать: “Ты, Григорий Пантелеевич, видать, окончательно спятил с ума! - возмущенно заявил он. - За каким мы чертом полезем туда, в это пекло? Дело конченое, сам видишь, чего же мы будем себя в трату давать зазря? Аль ты думаешь, что мы двое им пособим! Пока нас не трогают и силком не берут в часть, надо, как ни мога скорее, уезжать от греха подальше, а ты вон какую чертовщину порешь! Нет, уж давай, пожалуйста, мирно, по-стариковски отступать. Мы с тобой и так предостаточно навоевались за пять лет, зараз нехай другие пробуются!”

И Григорий соглашается с его доводами. Ведь Мелехов тоже устал от войны, хотя есть у него военная жилка, удаль, даже какая-то тяга к сражению-то. Оттого-то и скучно Григорию в отступлении без настоящего дела. Однако ни одну из сторон в гражданской войне он не считает правой, и по этой причине быстро остывает к борьбе за дело, которое не считает справедливым. К красным Мелехов потом поступает служить, чтобы искупить прежние грехи, а против поляков сражается даже с энтузиазмом, почти как против немцев и австрийцев в первую мировую.

Вернувшийся в хутор Татарский потерявший руку Прохор Зыков рассказывает Аксинье о Григории: “Вместе с ним в Новороссийском поступили в конную армию товарища Буденного… Принял наш Григорий Пантелевич сотню, то бишь эскадрон, я, конечно, при нем состою, и пошли походным порядком под Киев. Ну, девка, и дали мы чертей этим полякам! Шли туда, Григорий Пантелевич и говорит: “Немцев рубили, на всяких там австрияках палаш пробовали, неужели у поляков черепки крепше? Сдается мне, их легше будет рубить, чем своих - русских, как ты думаешь?” - и подмигивает мне, оскаляется. Переменился он, как в Красную Армию заступил, веселый из себя стал, гладкий как мерин… Говорит, буду служить до тех пор, пока прошлые грехи замолю. Это он проделает - дурачье дело нехитрое… Возле одного местечка повел он нас в атаку. На моих глазах четырех ихних уланов срубил. Он же, проклятый, левша сызмальства, вот он и доставал их с обоих сторон… После боя сам Буденный перед строем с ним ручкался, и благодарность эскадрону и ему была”. Тем не менее благодарность легендарного командарма Первой конной не спасла Мелехова от подозрений. А когда буденновцев перебросили в Крым против Врангеля, Григорию пришлось рубить уже не поляков, а своих, русских людей. После ранения на врангелевском фронте Мелехова из Красной Армии демобилизовали, не слишком полагаясь на его благонадежность.

Слова Григория о том, что у поляков “черепки” не крепче, чем у немцев, нельзя понимать как радостную готовность убивать людей. Радуется, если можно так сказать, Мелехов лишь тому, что приходится убивать чужеземцев, а не соотечественников. Однако, как видим, пришлось ему позднее убивать и русских, возможно, тех же братьев казаков, сражавшихся под знаменами Врангеля.

Григорий, возвращаясь на хутор, рассчитывает, что его оставят в покое: “Он кончил воевать. Хватит с него. Он ехал домой, чтобы, в конце концов, взяться за работу, пожить с детьми, с Аксиньей…” Григорий, кажется, нашел свою правду: тихая семейная жизнь, с детишками, с женой. Бывшему другу и нынешнему зятю он признается: “Никому больше не хочу служить. Навоевался за свой век предостаточно и уморился душой страшно. Все мне надоело – и революция, и контрреволюция. Нехай бы вся эта… нехай оно все идет пропадом! Хочу пожить возле своих детишек, заняться хозяйством, вот и все. Ты поверь, Михаил, говорю это от чистого сердца”. Однако Кошевой не верит, и мечтам Григория о спокойной мирной жизни не суждено сбыться.

Угроза ареста вынудила Григория бежать с родного хутора, а случай привёл его в банду Фомина, где он уже не правду искал, а просто скрывался от преследования. Он решил уехать с Аксиньей на Кубань и там начать новую жизнь, но его возлюбленная погибла от шальной пули.

После этого Мелехов “еще судорожно цеплялся за землю, как будто и на самом деле изломанная жизнь его представляла какую-то ценность и для него, и для других”. В конце концов Григорий, не дожидаясь амнистии, возвратился домой.

В финале “сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына… Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром”.

Шолохов провёл своего любимого героя по всем кругам ада гражданской войны, наконец, подвёл к мирному берегу и здесь оставил его. И хотя сам прекрасно понимал, что ожидало Григория Мелехова впереди, не мог и не хотел этого говорить, а потому оставил видимость счастливого конца. В эпоху революционных катаклизмов честным людям счастья не бывает.

Под Глубокой бой помнишь? Помнишь, как офицеров стреляли. По твоему приказу стреляли! А? Теперича тебе отрыгивается! Ну, не тужи! Не одному тебе чужие шкуры дубить! Отходился ты, председатель московского совнаркома! Ты, поганка, казаков жидам продал!” Но гнев Григория Мелехова остужает его товарищ Христоня: “Пойдем, стал-быть, к коням. Ходу! Нам с тобой тут делать нечего. Господи Божа, что делается с людьми!.” Предстоящая казнь Подтелкова, Кривошлыкова и их товарищей тоже потрясает Григория. Не дожидаясь ее начала, он покидает Пона-марев

Хутор, где вершится расправа над пленными. Сам Григорий тоже после расстрела красными брата Петра способен отдать. приказ истребить пленных красноармейцев. Способен изрубить в открытом бою бессчетно красных матросов. Но такие действия он предпринимает в минуты крайнего гнева или вызванного боем возбуждения. В спокойные минуты он отпускает с миром пленного врага, а про тех же порубленных матросов, остынув, с тоской говорит “в какую-то минуту чудовищного просветления”:
“Кого же рубил!. – И впервые в жизни забился в тягчайшем припадке, выкрикивая, выплевывая вместе с пеной, заклубившейся даже “влиться в какую-либо воинскую часть”, но друг и ординарец Прохор Зыков решительно отсоветовал это делать: “Ты, Григорий Пантелеевич, видать, окончательно спятил с ума! – возмущенно заявил он. – За каким мы чертом полезем туда, в это пекло? Дело конченое, сам видишь, чего же мы будем себя в трату давать зазря? Аль ты думаешь, что мы двое им пособим! Пока нас не трогают и силком не берут в часть, надо, как ни могу скорее, уезжать от греха подальше, а ты вон какую чертовщину порешь! Нет, уж давай, пожалуйста, мирно, по-стариковски отступать. Мы с тобой и так предостаточно навоевались за пять лет, зараз нехай другие пробуются!” И Григорий соглашается с его доводами. Ведь Мелехов тоже устал от войны, хотя есть у него военная жилка, удаль, даже какая-то тяга к сражению-то. Оттого-то и скучно Григорию в отступлении без настоящего дела. Однако ни одну из сторон в гражданской войне он не считает правой, и по этой причине не может долго сражаться в одной и той же армии, быстро остывает к борьбе за дело, которое не считает справедливым. К красным Мелехов потом поступает служить, чтобы искупить прежние грехи, а против поляков сражается даже с энтузиазмом, почти как против немцев и австрийцев в первую мировую. Вернувшийся в хутор Татарский потерявший руку Прохор Зыков рассказывает Аксинье о Григории: “Вместе с ним в Новороссийском поступили в конную армию товарища Буденного. Принял наш Григорий Пантелевич сотню, то бишь эскадрон, я, конечно, а при нем состою, и пошли походным порядком под Киев. Ну, девка, и дали мы чертей этим полякам! Шли туда, Григорий Пантелевич и говорит: “Немцев рубили, на всяких там австрияках палаш пробовали, неужели у поляков черепки крепше? Сдается мне, их легше будет рубить, чем своих – русских, как ты думаешь?” – и подмигивает мне, оскаляется. Переменился он, как в Красную Армию заступил, веселый из себя стал, гладкий как мерин. Говорит, буду служить до тех пор, пока прошлые грехи замолю. Это он проделает – дурачье дело нехитрое. Возле одного местечка повел он нас в атаку. На моих глазах четырех ихних уланов срубил. Он же, проклятый, левша сызмальства, вот он и доставал их с обоих сторон. После боя сам Буденный перед строем с ним ручкался, и благодарность эскадрону и ему была”. Тем не менее благодарность легендарного командарма Первой конной не спасла Мелехова от подозрений. А когда буденновцев перебросили в Крым против Врангеля, Григорию пришлось рубить уже не поляков, а своих, русских людей. После ранения на врангелевском фронте Мелехова из Красной Армии демобилизовали, не слишком полагаясь на его благонадежность. Слова Григория о том, что у поляков “черепки” не крепче, чем у немцев, нельзя понимать как радостную готовность убивать людей. Радуется, если можно так сказать, Мелехов лишь тому, что приходится убивать чужеземцев, а не соотечественников. Однако, как видим, пришлось ему позднее убивать и русских, возможно, тех же братьев казаков, сражавшихся под знаменами Врангеля.
Григорий, возвращаясь на хутор, рассчитывает, что его оставят в покое: “Он кончил воевать. Хватит с него. Он ехал домой, чтобы, в конце концов, взяться за работу, пожить с детьми, с Аксиньей.” Григорий, кажется, нашел свою правду: тихая семейная жизнь, с детишками, с женой. Бывшему другу и нынешнему зятю он признается: “Никому больше не хочу служить. Навоевался за свой век предостаточно и уморился душой страшно. Все мне на – . доело, и революция и контрреволюция. Нехай бы вся эта. нехай оно все идет пропадом! Хочу пожить возле своих детишек, заняться хозяйством, вот и все. Ты поверь, Михаил, говорю это от чистого сердца”. Однако Кошевой не верит, и мечтам Григория о спокойной мирной жизни не суждено сбыться. Угроза ареста вынуждает Григория бежать с родного хутора, случай приводит его в банду Фомина, где он уже не правду ищет, а просто скрывается от преследования. Хочет уехать с Аксиньей на Кубань и там начать новую жизнь, но его возлюбленная гибнет от шальной пули, После этого Мелехов “еще судорожно цеплялся за землю, как будто и на самом деле изломанная жизнь его представляла какую-то ценность и для него, и для других”. В конце концов Григорий, не дожидаясь амнистии, возвращается домой. В финале “сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына. Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром”. Но сам тон шолоховского повествования заставляет нас подозревать, что это счастье у Мелехова не будет долгим, что очень скоро ждет его либо расстрел, либо тюрьма. Честным и совестливым людям, вроде Григория, нет счастья в эпоху революционных катаклизмов.

1. В Представлении Инсти­тута мировой литературы им. А. М. Горького на выдвижение Шоло­хова кандидатом на соискание премии им. И. В. Сталина по худо­жественной литературе за роман “Тихий Дон” (1940 г.) дана...
2. М. А. Шолохов нарисовал в романе “Поднятая це­лина” картину жизни народа в дни глубоких корен­ных преобразований, которые коснулись не только экономического уклада и социальных отношений в деревне, но и сознания...
3. Уже само название рассказа М. А. Шолохова “Судьба человека” свидетельствует о том, что речь в нем пойдет не только о жизни конкретных героев, но и о судьбе человека в широком...
4. Шолоховские пейзажи помогают не только передать движение времени. Часто они – одно из средств описания внутренний мир героев, созвучны их настроениям, переживаниям. Так, описание одиноко стоящего и безлюдной степи могильного...
5. В произведении М. Шолохова “Тикий Дон” нравственным стержнем является Григорий Мелехов. Он занимает центральное место в эпопее. Понять трагичность жизненного пути героя можно, проследив всю его историю, начиная с истории...
6. Помню, в статье В. Марченко “Хлеб наш насущный” (“Литературная Россия”, октябрь 1990 года) прочитал: “Сталинская коллективизация. стараниями вождей революции превратила российского (и не только российского) крестьянина в батрака, отчужденного от...
7. Важнейшим аргументом против Шолохова как автора “Тихого Дона” в последние годы являлось отсутствие архивов, черновиков и рукописей романа. Однако, как оказалось, черновики первой книги романа сохранились. Их разыскал журналист Лев...
8. В романе-эпопее М. А. Шолохова “Тихий Дон” рассказывается о многих трагических моментах истории России начала ХХ века. Как самое страшное зло, изображается здесь гражданская война – жестокая бойня, в которой...
9. Особым произведением, поднявшим проблему психологии личности во время войны на новую высоту, является знаменитый рассказ М. А.Шолохова “Судьба человека”. Перед читателем предстает не просто история жизни солдата, а судьба человека,...
10. В романе-эпопее “Тихий Дон” М. Шолохов нарисовал грандиозную картину жизни казачьего Дона с его исконными традициями, своеобразным бытом. Тема родного дома, семьи – одна из центральных в романе. Эта тема...
11. Бесславный Роман Михаила Шолохова “Поднятая целина” начинается с того, что январским вечером в хутор Гремячий Лог въезжает верховой. У встретившейся женщины он спрашивает, где здесь живет Яков Лукич Островной. В...
12. В центре романа “Поднятой целины” – три коммуниста, три товарища. Много общего в их судьбах: трудная молодость, военная служба, империалистическая война, пролетарская революция, гражданская война, мирный труд по укреплению советской...
13. К роману “Тихий Дон” трижды обращались кинематографисты: в 1931, 1957-1958 и 1992 (2006) годах. Классикой русского кинематографа стала вторая экранизация романа, осуществленная выдающимся режиссером Сергеем Герасимовым. Главные роли в ней...
14. XX век насыщен бурными историческими событиями, что нашло свое отражение в литературе. Через многочисленные произведения русских писателей проходит противопоставление рокового хаоса истории и вечно прекрасной любви. Герои М. Булгакова, М....
15. Я всегда был уверен и не разубеждал, что даже самый маленький рассказчик может заключать в себе огромный смысл, волнения и трепет автора. “Донские рассказы” не стали исключением. И здесь я...
В романе “Поднятая целина” Михаил Александрович Шолохов рассказывает историю коллективизации – одного из драматичнейших эпизодов русской истории. Первая книга “Поднятой целины” вышла из печати в 1932 году, она писалась под...
16. Михаил Александрович Шолохов родился 24 мая 1905 года на Дону, на хуторе Кружилином, в трудовой семье. Учился он сначала в церковноприходской школе, а затем-до 1918 года-в гимназии. В годы гражданской...
17. Григорий Мелехов – главный герой романа М. Шолохова -Тихий Дон”. Сквозь войны и революции проходит его жизненный путь. Это один из самых сложных характеров, созданных М. Шолоховым, и одновременно один...

Григорий Мелехов искатель правды роман Михаила Шолохова 8220 Тихий Дон 8221

Герой романа Михаила Шолохова “Тихий Дон” – Григорий Мелихов – простой казак из середняков, попавший в водоворот первой мировой войны, революции и гражданской войны. В это лихое время, он, искусный воин, оказывается нужен всем – и белым, и красным. В круговерти войны Мелехов оказывается во всех противоборствующих армиях гражданской войны и пытается понять, на чьей стороне правда.

Сначала он с красными, возглавляемыми Подтелковым и Кривошлыковым. Тут сказывается присущая Мелехову нелюбовь к офицерам-дворянам, которым чужды интересы народа, в том числе и казачества. Однако именно дикая расправа Подтелкова над пленными офицерами-белогвардейцами отвращает Григория от красных. Он зло бросает вожаку красных казаков, которого самого собираются казнить мучительной смертью:

“Под Глубокой бой помнишь? Помнишь, как офицеров стреляли… По твоему приказу стреляли! А? Теперича тебе отрыгивается! Ну, не тужи! Не одному тебе чужие шкуры дубить! Отходился ты, председатель московского совнаркома! Ты, поганка, казаков жидам продал!” Но гнев Григория Мелехова остужает его товарищ Христоня: “Пойдем, сталбыть, к коням. Ходу! Нам с тобой тут делать нечего. Господи Божа, что делается с людьми!..” Предстоящая казнь Подтелкова, Кривошлыкова и их товарищей тоже потрясает Григория. Не дожидаясь ее начала, он покидает Понамарев хутор, где вершится расправа над пленными.

Сам Григорий тоже после расстрела красными брата Петра способен отдать приказ истребить пленных красноармейцев. Способен изрубить в открытом бою бессчетно красных матросов. Но такие действия он предпринимает лишь в минуты крайнего гнева или вызванного боем возбуждения. В спокойные минуты он отпускает с миром пленного врага, а про тех же порубленных матросов, остыв, с тоской говорит “в какую-то минуту чудовищного просветления”:

“Кого же рубил!..” И впервые в жизни забился в тягчайшем припадке, выкрикивая, выплевывая вместе с пеной, заклубившейся даже, на губах: - “Братцы, нет мне прощения!.. Зарубите, ради Бога… в Бога мать… Смерти… предайте!..” Говорит он почти теми же словами, что и казак Егор Жарков, получивший смертельную рану в первую мировую войну и умоляющий товарищей прекратить его мучения: “Братцы, предайте смерти! Братцы!.. Братцы… Что ж вы глядитее-е?.. Ахахаа-а-а-а!.. Братцы, предайте смерти!..” Мелехов, в отличие от Жаркова, у которого из разорванного живота вываливаются кишки, не ранен, но испытывает почти такие же мучения, что приходится убивать соотечественников, русских людей, казаков, мужиков, матросов… Даже убивая противника в честном бою, он испытывает порой нравственные муки. Что уж говорить об убийстве безоружных. Правда, мстя за Петра, Григорий и такое черное дело делает. Но чувство мести быстро проходит. И узнав, что в руки казаков попали убийцы Петра, Григорий спешит в родной хутор не затем, чтобы ускорить их гибель, а наоборот, чтобы спасти от смерти. Но он опоздал: в ходе самосуда Ивана Алексеевича убивает вдова Петра Дарья. Поистине, “что делается с людьми”! Озверения, вызванного гражданской войной, Григорий не приемлет. И в конечном счете оказывается чужим во всех враждующих станах. Он начинает сомневаться, ту ли правду ищет. Мелехов думает о красных: “Они воюют, чтобы им лучше жить, а мы за свою хорошую жизнь воевали… Одной правды нету в жизни. Видно, кто кого одолеет, тот того и сожрет… А я дурную правду искал. Душой болел, туда-сюда качался… В старину, слышно, Дон татары обижали, шли отнимать землю, неволить. Теперь - Русь. Нет! Не помирюсь я! Чужие они мне и всем-то казакам”. Чувство общности испытывает он только с земляками казаками, особенно в пору Вёшенского восстания. Мечтает о том, чтобы казаки были независимы и от большевиков, и от “кадетов”, но быстро понимает, что никакой “третьей силе” в борьбе красных и белых не остается места. В белоказачьей армии атамана Краснова Григорий Мелехов служит без воодушевления. Здесь он видит и грабеж, и насилие над пленными, и нежелание казаков воевать за пределами области Войска Донского, и сам разделяет их настроения. И так же без энтузиазма воюет Григорий с красными после соединения вёшенских повстанцев с войсками генерала Деникина. Офицеры, задающие тон в Добровольческой армии, для него люди не просто чужие, но и враждебные. Недаром врагом становится и есаул Евгений Листницкий, которого Григорий за связь с Аксиньей избивает до полусмерти. Мелехов предчувствует поражение белых и не слишком печалится по этому поводу. По большому счету война ему уже надоела, а исход едва ли не безразличен. Хотя в дни отступления “временами у него рождалась смутная надежда на то, что опасность заставит распыленные, деморализованные и враждующие между собою силы белых объединиться, дать отпор и опрокинуть победоносно наступающие красные части”.

Григорий, “угнетаемый бездельем”, хотел “влиться в какую-либо воинскую часть”, но друг и ординарец Прохор Зыков решительно отсоветовал это делать: “Ты, Григорий Пантелеевич, видать, окончательно спятил с ума! - возмущенно заявил он. - За каким мы чертом полезем туда, в это пекло? Дело конченое, сам видишь, чего же мы будем себя в трату давать зазря? Аль ты думаешь, что мы двое им пособим! Пока нас не трогают и силком не берут в часть, надо, как ни мога скорее, уезжать от греха подальше, а ты вон какую чертовщину порешь! Нет, уж давай, пожалуйста, мирно, по-стариковски отступать. Мы с тобой и так предостаточно навоевались за пять лет, зараз нехай другие пробуются!”

И Григорий соглашается с его доводами. Ведь Мелехов тоже устал от войны, хотя есть у него военная жилка, удаль, даже какая-то тяга к сражению-то. Оттого-то и скучно Григорию в отступлении без настоящего дела. Однако ни одну из сторон в гражданской войне он не считает правой, и по этой причине быстро остывает к борьбе за дело, которое не считает справедливым. К красным Мелехов потом поступает служить, чтобы искупить прежние грехи, а против поляков сражается даже с энтузиазмом, почти как против немцев и австрийцев в первую мировую.

Вернувшийся в хутор Татарский потерявший руку Прохор Зыков рассказывает Аксинье о Григории: “Вместе с ним в Новороссийском поступили в конную армию товарища Буденного… Принял наш Григорий Пантелевич сотню, то бишь эскадрон, я, конечно, при нем состою, и пошли походным порядком под Киев. Ну, девка, и дали мы чертей этим полякам! Шли туда, Григорий Пантелевич и говорит: “Немцев рубили, на всяких там австрияках палаш пробовали, неужели у поляков черепки крепше? Сдается мне, их легше будет рубить, чем своих - русских, как ты думаешь?” - и подмигивает мне, оскаляется. Переменился он, как в Красную Армию заступил, веселый из себя стал, гладкий как мерин… Говорит, буду служить до тех пор, пока прошлые грехи замолю. Это он проделает - дурачье дело нехитрое… Возле одного местечка повел он нас в атаку. На моих глазах четырех ихних уланов срубил. Он же, проклятый, левша сызмальства, вот он и доставал их с обоих сторон… После боя сам Буденный перед строем с ним ручкался, и благодарность эскадрону и ему была”. Тем не менее благодарность легендарного командарма Первой конной не спасла Мелехова от подозрений. А когда буденновцев перебросили в Крым против Врангеля, Григорию пришлось рубить уже не поляков, а своих, русских людей. После ранения на врангелевском фронте Мелехова из Красной Армии демобилизовали, не слишком полагаясь на его благонадежность.

Слова Григория о том, что у поляков “черепки” не крепче, чем у немцев, нельзя понимать как радостную готовность убивать людей. Радуется, если можно так сказать, Мелехов лишь тому, что приходится убивать чужеземцев, а не соотечественников. Однако, как видим, пришлось ему позднее убивать и русских, возможно, тех же братьев казаков, сражавшихся под знаменами Врангеля.

Григорий, возвращаясь на хутор, рассчитывает, что его оставят в покое: “Он кончил воевать. Хватит с него. Он ехал домой, чтобы, в конце концов, взяться за работу, пожить с детьми, с Аксиньей…” Григорий, кажется, нашел свою правду: тихая семейная жизнь, с детишками, с женой. Бывшему другу и нынешнему зятю он признается: “Никому больше не хочу служить. Навоевался за свой век предостаточно и уморился душой страшно. Все мне надоело – и революция, и контрреволюция. Нехай бы вся эта… нехай оно все идет пропадом! Хочу пожить возле своих детишек, заняться хозяйством, вот и все. Ты поверь, Михаил, говорю это от чистого сердца”. Однако Кошевой не верит, и мечтам Григория о спокойной мирной жизни не суждено сбыться.

Угроза ареста вынудила Григория бежать с родного хутора, а случай привёл его в банду Фомина, где он уже не правду искал, а просто скрывался от преследования. Он решил уехать с Аксиньей на Кубань и там начать новую жизнь, но его возлюбленная погибла от шальной пули.

После этого Мелехов “еще судорожно цеплялся за землю, как будто и на самом деле изломанная жизнь его представляла какую-то ценность и для него, и для других”. В конце концов Григорий, не дожидаясь амнистии, возвратился домой.

В финале “сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына… Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром”.

Шолохов провёл своего любимого героя по всем кругам ада гражданской войны, наконец, подвёл к мирному берегу и здесь оставил его. И хотя сам прекрасно понимал, что ожидало Григория Мелехова впереди, не мог и не хотел этого говорить, а потому оставил видимость счастливого конца. В эпоху революционных катаклизмов честным людям счастья не бывает.

Текст сочинения:

"Под Глубокой бой помнишь? Помнишь, как офицеров стреляли... По ҭвоему приказу стреляли! А? Теперича тебе отрыгивается! Ну, не ҭужи! Не одному тебе чужие шкуры дубить! Оҭходился ҭы, председатель московского совнаркома! Ты, поганка, казаков жидам продал!" Но гнев Григория Мелехова остужает его товарищ Христоня: "Пойдем, стал-быть, к коням. Ходу! Нам с тобой ҭуҭ делать нечего. Господи Божа, что делается с людьми!.." Предстоящая казнь Подтелкова, Кривошлыкова и их товарищей тоже потрясает Григория. Не дожидаясь ее начала, он покидает Пона-марев хутор, где вершиҭся расправа над пленными. Сам Григорий тоже после расстрела красными брата Петра способен отдать. приказ истребить пленных красноармейцев. Способен изрубить в открытом бою бессчетно красных матросов. Но такие действия он предпринимает в минуҭы крайнего гнева или вызванного боем возбуждения. В спокойные минуҭы он отпускает с миром пленного врага, а про тех же порубленных матросов, остынув, с тоской говориҭ "в какую-то минуҭу чудовищного просветления": "Кого же рубил!.. - И впервые в жизни забился в ҭягчайшем припадке, выкрикивая, выплевывая вместе с пеной, заклубившейся даже "влиться в какую-либо воинскую часть", но друг и ординарец Прохор Зыков решительно отсоветовал это делать: "Ты, Григорий Пантелеевич, видать, окончательно спятил с ума! - возмущенно заявил он. - За каким мы чертом полезем ҭуда, в это пекло? Дело конченое, сам видишь, чего же мы будем себя в трату давать зазря? Аль ҭы думаешь, что мы двое им пособим! Пока нас не трогаюҭ и силком не беруҭ в часть, надо, как ни мога скорее, уезжать от все сочинения на греха подальше, а ҭы вон какую чертовщину порешь! Нет, уж давай, пожалуйста, мирно, по-стариковски отступать.
Мы с тобой и так предостаточно навоевались за пять лет, зараз нехай другие пробуюҭся!" И Григорий соглашается с его доводами. Ведь Мелехов тоже устал от войны, хотя есть у него военная жилка, удаль, даже какая-то ҭяга к сражению-то. Оҭтого-то и скучно Григорию в отступлении без настоящего дела. Однако ни одну из сторон в гражданской войне он не считает правой, и по этой причине не может долго сражаться в одной и той же армии, быстро остывает к борьбе за дело, которое не считает справедливым. К красным Мелехов потом поступает служить, чтобы искупить прежние грехи, а против поляков сражается даже с энҭузи- | азмом, почти как против немцев и австрийцев в первую мировую. o | Вернувшийся в хутор Татарский потерявший руку Прохор Зыков рассказывает Аксинье о Григории: "Вместе с ним в Новороссийском поступили в конную армию товарища Буденного... Принял наш Григорий Пантелевич сотню, то бишь эскадрон, я, конечно, а при нем состою, и пошли походным порядком под Киев. Ну, девка, и дали мы чертей эҭим полякам! Шли ҭуда, Григорий Пантелевич и говориҭ: "Немцев рубили, на всяких там австрияках палаш пробовали, неужели у поляков черепки крепше? Сдается мне, их легше будет рубить, чем своих - русских, как ҭы думаешь?" - и подмигивает мне, оскаляется. Переменился он, как в Красную Армию заступил, веселый из себя стал, гладкий как мерин... Говориҭ, буду служить до тех пор, пока прошлые грехи замолю. Это он проделает - дурачье дело нехитрое... Возле одного местечка повел он нас в атаку. На моих глазах четырех ихних уланов срубил. Он же, проклятый, левша сызмальства, вот он и доставал их с обоих сторон... После боя сам Буденный перед строем с ним ручкался, и благодарность эскадрону и ему была". Тем не менее благодарность легендарного командарма Первой конной не спасла Мелехова от подозрений. А когда буденновцев перебросили в Крым против Врангеля, Григорию пришлось рубить уже не поляков, а своих, русских людей. После ранения на врангелевском фронте Мелехова из Красной Армии демобилизовали, не слишком полагаясь на его благонадежность. Слова Григория о том, что у поляков "черепки" не крепче, чем у немцев, нельзя понимать как радостную готовность убивать людей. Радуется, если можно так сказать, Мелехов лишь тому, что приходиҭся убивать чужеземцев, а не соотечественников. Однако, как видим, пришлось ему позднее убивать и русских, возможно, тех же братьев казаков, сражавшихся под знаменами Врангеля. Григорий, возвращаясь на хутор, рассчиҭывает, что его оставят в покое: "Он кончил воевать.
Хватиҭ с него. Он ехал домой, чтобы, в конце концов, взяться за работу, пожить с детьми, с Аксиньей..." Григорий, кажется, нашел свою правду: ҭихая семейная жизнь, с детишками, с женой. Бывшему другу и нынешнему зятю он признается: "Никому больше не хочу служить. Навоевался за свой век предостаточно и уморился душой страшно. Все мне на- . доело, и революция и контрреволюция. Нехай бы вся эта... нехай оно все идет пропадом! Хочу пожить возле своих детишек, заняться хозяйством, вот и все. Ты поверь, Михаил, говорю это от чистого сердца". Однако Кошевой не вериҭ, и мечтам Григория о спокойной мирной жизни не суждено сбыться. Угроза ареста вынуждает Григория бежать с родного хутора, случай приводиҭ его в банду Фомина, где он уже не правду ищет, а просто скрывается от преследования. Хочет уехать с Аксиньей на Кубань и там начать новую жизнь, но его возлюбленная гибнет от шальной пули, После этого Мелехов "еще судорожно цеплялся за землю, как будто и на самом деле изломанная жизнь его представляла какую-то ценность и для него, и для других". В конце концов Григорий, не дожидаясь амнистии, возвращается домой. В финале "сбылось то немногое, о чем бессонными ночами мечтал Григорий. Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына... Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем эҭим огромным, сияющим под холодным солнцем миром". Но сам тон шолоховского повествования заставляет нас-подозревать, что это счастье у Мелехова не будет долгим, что очень скоро ждет его либо расстрел, либо ҭюрьма. Честным и совестливым людям, вроде Григория, нет счастья в эпоху революционных катаклизмов.

Права на сочинение ". Григорий Мелехов - искатель правды (роман М.А. Шолохова "Тихий Дон")" принадлежат его автору. При цитировании материала необходимо обязательно указывать гиперссылку на